Тихий Дон. Том 1 - Страница 49

Аксинья свернула в проулок; пригибаясь, почти побежала. Против чьего-то колодца, там, где скотина взмесила осеннюю грязь, неловко оступилась, скользнув ногой по обмерзшей кочке, и, почувствовав резнувшую боль в животе, схватилась за колья плетня. Боль утихла, а в боку что-то живое, переворачиваясь, стукнуло гневно и сильно, несколько раз подряд.

XI

Наутро Григорий отправился к Мохову в дом. Сергей Платонович пришел из магазина к чаю. Сидел с Атепиным в столовой, оклеенной дорогими, под дуб, обоями, цедил крепкий, бордовый чай. Григорий в передней положил шапку, вошел в столовую.

– Я к вам, Сергей Платонович.

– А, Пантелея Мелехова сынок, кажется.

– Его.

– Тебе чего?

– Хотел просить, не наймете ли в работники?

Григорий повернул голову на скрип двери. Из зала вышел со сложенной вчетверо газетой молодой офицер в зеленом кителе, с погонами сотника.

Григорий узнал в нем того офицера, которого обогнал в прошлом году на скачках Митька Коршунов.

Подвигая офицеру стул, Сергей Платонович сказал!

– Что, аль обеднял отец, что сына нанимает?

– Я с ним не живу.

– Отделился?

– Да.

– С радостью взял бы, знаю вашу семью, работящий народ, да места у меня нет.

– В чем дело? – спросил сотник, подсаживаясь к столу и поглядывая на Григория.

– В работники парень нанимается.

– За лошадьми можешь ухаживать? Правишь хорошо дышловой запряжкой? – спросил сотник, мешая ложечкой в стакане.

– Могу. Своих лошадей шесть штук держали.

– Мне нужен кучер. Условия твои?

– Я не дорого прошу…

– В таком случае приходи завтра к отцу в имение. Знаешь, где имение Листницкого Николая Алексеевича?

– Так точно, знаю.

– Отсюда верст двенадцать. Приходи завтра с утра, договоришься там.

Григорий потоптался на месте и, уже держась за дверную ручку, сказал:

– Мне бы на-часок, ваше благородие, сказать вам…

Сотник вышел следом за Григорием в полутемный коридор. Сквозь матовые стекла с террасы скупо сочился розовый свет.

– В чем дело?.

– Я не один… – Григорий густо покраснел. – Со мной баба. Может, и ей место какое выйдет?

– Жена? – спросил сотник, улыбаясь, поднимая розовые от света брови.

– Чужая жена…

– Ах, вон как. Ну что ж, устроим и ее черной стряпухой. А муж ее где?

– Тут, хуторной.

– Ты что же, похитил у мужа жену?

– Сама приблудилась.

– Романтическая история. Ну хорошо, приходи завтра. Можешь быть свободен, братец.

Григорий пришел в Ягодное – имение Листницких – часов в восемь утра. По большому двору, обнесенному кирпичной облупленной оградой, нескладно раскидались дворовые постройки: флигель под черепичной крышей, с черепичной цифрой посредине – 1910 год, людская, баня, конюшня, птичник и коровник, длинный амбар, каретник. Дом большой, старый, огороженный со стороны двора палисадником, ютился в саду. За домом серою стеною стояли оголенные тополя и вербы левады в коричневых шапках покинутых грачиных гнезд.

Григория встретила за двором ватага крымских черных борзых. Старая хромая сука, со слезящимся старушечьим взглядом, первая обнюхала Григория, пошла следом, понурив сухую голову. В людской кухарка ругалась с молоденькой веснушчатой горничной. В табачном дыму, как в мешке, сидел у порога старый губатый человечина. Григория горничная провела в дом. В передней воняло псиной и неподсохшими звериными шкурами. На столе валялся чехол от двустволки и ягдташ с истрепанными зелеными шелковыми махрами.

– Молодой барин зовет к себе. – Из боковых дверей выглянула горничная.

Григорий опасливо оглядел свои грязные сапоги, шагнул в дверь.

На кровати, стоявшей под окном, лежал сотник; на одеяле – коробка с гильзами и табаком. Начинив папиросу, сотник застегнул ворот белой сорочки, сказал:

– Рано ты. Подожди, сейчас отец придет.

Григорий стал у двери. Через минуту по скрипучему полу передней зашаркали чьи-то шаги. Густой низкий бас спросил в дверную щель:

– Не спишь, Евгении?

– Входите.

Вошел старик в черных кавказских бурках. Григорий глянул на него сбоку, и первое, что ему кинулось в глаза, – это тонкий покривленный нос и белые, под носом желтые от курева, широкие полудуги усов. Старик был саженного роста, плечист и худ. На нем дрябло обвисал длинный верблюжьего сукна сюртук, воротник петлей охватывал коричневую, в морщинах, шею. Близко к переносице сидели выцветшие глаза.

– Вот, папа, кучер, которого я вам рекомендую. Парень из хорошей семьи.

– Чей это? – буркнул старик раскатом гудящего голоса.

– Мелехова.

– Которого Мелехова?

– Пантелея Мелехова сын.

– Прокофия знал, Пантелея тоже знаю. Хромой такой, из черкесов?

– Так точно – хромой. – Григорий тянулся струною.

Он помнил рассказы отца об отставном генерале Листницком – герое русско-турецкой войны.

– Почему нанимаешься? – грохотало сверху.

– Не живу с отцом, ваше превосходительство.

– Какой же из тебя будет казак, ежели ты наймитом таскаешься? Отец, отделяя тебя, разве ничего не дал?

– Так точно, ваше превосходительство, не дал.

– Тогда другое дело. Ты с женой нанимаешься?

Сотник резко скрипнул кроватью. Григорий повел глазами, увидел – сотник моргает, дергает головой.

– Так точно, ваше превосходительство.

– Безо всяких превосходительств. Не люблю! Цена восемь рублей в месяц.

Это обоим. Жена будет стряпать на дворовых и сезонных рабочих. Согласен?

– Так точно.

– Чтоб были в имении завтра же. Займешь в людской ту половину, в которой жил прежний кучер.

– Как ваша вчерашняя охота? – спросил сын у старика и опустил на коврик узкие ступни.